Если судьба это механизм, то мы её шестеренки. У нас нет иного выбора, кроме как верить, что этот механизм безупречен.

Я снова могу видеть духов. Я могу до них дотронуться. Я могу с ними говорить. Вот так вот. Иногда они просто исчезают. Я не знаю, почему. Иногда остается пятно крови, которое только я могу увидеть, вместе с чувством, похожим на боль.
Неважно, насколько сильным я стал, я не могу защитить их. Когда я думаю об этом, мое сердце похоже на лезвие.

Мы все желаем силу. Если мы не можем защитить других своими руками, мы берём в руки меч. Сила, уничтожающая судьбы, выглядит, как качающееся лезвие. Моя сила может уничтожить судьбу? Или эта сила поглотит меня?

— Мы шпилим на фестиваль! Надо было одеть нормальные шмотки, Соске!
— Я не хочу выделяться из толпы. К тому же сегодня не фестиваль, а церемония.
— Пока тусу будет плющить, это будет фестиваль.

— Я пришел спасти тебя, будь счастлива.
— Дурак, я говорила тебе не приходить.
— Ты можешь кричать на меня сколько хочешь, когда я разберусь с НИМ. Я пришел сюда, чтобы спасти тебя, мне безразлично хочешь ли ты своей казни или нет. Я спасу тебя даже, если придется тащить насильно. С этого момента ТВОЕ мнение ничего не значит, поняла, дура?
— Ты игнорируешь мнение той, кого спасаешь? Что за насильственное спасение ты придумал?
— ЗАТКНИСЬ! Спасаемые не жалуются. Ты просто должна играть роль: трястись от страха и вопить: «Спасите-помогите».

Мы не имеем права лить слёзы, иначе тело подчинится сердцу. Это будет доказательством того, что наше сердце не подчинится никаким приказам.