Нам остаются только поцелуи,
Мохнатые, как маленькие пчелы...

Нет, не луна, а светлый циферблат
Сияет мне, — и чем я виноват,
Что слабых звёзд я осязаю млечность? И Батюшкова мне противна спесь:
Который час, его спросили здесь,
А он ответил любопытным: вечность!

Есть рядом с нашей подлой жизнью — другая жизнь: торжественная, нерушимая, непреложная: жизнь Церкви. Те же слова, те же движения, — все, как столетия назад. Вне времени, то есть вне измены.
Мы слишком мало об этом помним.

Враг ежедневно сильно гонит мою веру, надежду и любовь. — Гонят тебя, моя вера! Гонят тебя, моя надежда! Гонят тебя, моя любовь! Терпи вера, терпи надежда, терпи любовь! Мужайся вера, мужайся надежда, мужайся любовь! — Бог ваш поборник! — Не ослабевай вера, не ослабевай надежда, не ослабевай любовь!

Очень немного требуется, чтобы уничтожить человека: стоит лишь убедить его в том, что дело, которым он занимается, никому не нужно.

«Я» есть «я», и это «я» никогда не станет – «ты».
И «ты» есть «ты», и это «ты» никогда не сделается как «я».
Чего же разговаривать. Ступайте вы «направо», я – «налево», или вы «налево», я «направо».
Все люди «не по дороге друг другу». И нечего притворяться.
Всякий идет к своей Судьбе.
Все люди – solo.

Совлекши с себя образ Божий, человек неминуемо совлечёт – уже совлекает — с себя и образ человеческий и возревнует об образе зверином…

Я слоняюсь по дому
из комнаты в комнату,
открываю шкафы.
Выдвигаю ящики,
перерываю все, но увы: Я ищу, и ищу, и ищу,
но никак не найду нигде,
Потому что вообще не знаю,
чего я найти-то хотел.