Я никак не могу себя изменить: куда бы мы не шли, я все время оцениваю, чем там можно поживиться. Я всегда так делал и делаю, и мне нравится.

— Знаешь, о чем мы не подумали?
— О чем?
— Можно сдаться властям, туда Бенедикту не добраться.
— Здорово. Звони копам, скажи, что мы взяли Белладжо, и нас надежно спрячут от Бенедикта, лет на двадцать. Надеюсь, Тесс и там будет рядом.
— И детишки в тюремных робах.
— Да...

Если бы все звери на экваторе умели говорить комплименты, День Благодарения и Хеллоуин праздновали бы вместе.

— Что ты здесь делаешь?
— Я вышел.
— Вышел?
— Из тюрьмы. Помнишь, я пошёл за сигаретами и не вернулся?

— Допустим, мы всё это проделаем. И что же, мы потом просто выйдем оттуда со 150 миллионами наличными, и нас никто не остановит?!
— Да.
— Ладно.

Итого десять. Десяти должно хватить. Или ты считаешь, что нужен еще один? Ты считаешь, что нам нужен еще один. Ладно, найдем еще одного.

— Я хочу знать причину. И не говори про деньги.
— А почему нет? Я только вышел из тюрьмы, потерял четыре года своей жизни, а ты тут обыгрывал парнишек с обложек молодёжных журналов. Казино всегда в выигрыше. Чуть задержался в игре, и казино тебя раздевает. Но поставь всё, если пришла крупная карта, — и сорвёшь банк.
— Признайся, ты практиковал эту речь?
— Чуть-чуть. Она удалась? Я не торопился?
— О, всё отлично. Мне понравилось. Особенно насчёт молодёжных журналов.