Похороните меня за плинтусом

Я с ужасом почувствовал, что счастья нет тоже. Я убежал от жизни, но она осталась внутри меня и не давала счастью занять своё место. А прежнего места у счастья уже не было.

Блошки! Я лекарства по пятьдесят рублей покупаю, а она блошки приносит! Чтоб у неё блошки прыгали по телу до самой смерти!

Снег падал на кресты старого кладбища. Могильщики привычно валили лопатами землю, и было удивительно, как быстро зарастает казавшаяся такой глубокой яма. Плакала мама, плакал дедушка, я испуганно жался к маме — хоронили бабушку.

Борька обзывал их козлами, а я проклинал их небом, Богом и землей. А потом мы удирали и думали: «Как мы их, а! Знай наших!».

Удар судьбы приходит нежданно. Будет тебе расплата. Предательство безнаказанно не проходит! Самый тяжкий грех – предательство…

Никогда. Это слово вспыхивало перед глазами, жгло их своим ужасным смыслом, и слёзы лились неостановимым потоком. Слову «никогда» невозможно было сопротивляться.

Почему я идиот, я знал уже тогда. У меня в мозгу сидел золотистый стафилококк. Он ел мой мозг и гадил туда.

Потеть мне не разрешалось. Это было еще более тяжким преступлением, чем опоздать на прием гомеопатии! Бабушка объясняла, что, потея, человек остывает, теряет сопротивляемость организма, а стафилококк, почуяв это, размножается и вызывает гайморит. Я помнил, что сгнить от гайморита не успею, потому что, если буду потный, бабушка убьет меня раньше, чем проснется стафилококк. Но как я ни сдерживался, на бегу все равно вспотел, и спасти меня теперь ничто не могло. — Вспотел... Матерь божья, заступница, вспотел, сволочь! Господи, спаси, сохрани! Ну сейчас я тебе, тварь, сделаю козью морду!

Будь ты проклят небом, Богом, землей, птицами, рыбами, людьми, морями, воздухом!
Чтоб на твою голову одни несчастья сыпались!
Чтоб ты, кроме возмездия, ничего не видел!
Чтоб ты жизнь свою в тюрьме кончил!
Чтоб ты заживо в больнице сгнил!
Чтоб у тебя отсохли: печень, почки, мозг, сердце!
Чтоб тебя сожрал стафилококк золотистый!

Встань, пипку вымою.
— Осторожно!
— Не бойся, все равно не понадобится. Развернись, спину потру.
Я развернулся и уткнулся лбом в кафель.
— Не прислоняйся лбом! Камень холодный, гайморит обострится.
— Жарко очень.
— Так надо.
— Почему никому так не надо, а мне надо? — Этот вопрос я задавал бабушке часто.
— Так никто же не гниет так, как ты. Ты же смердишь уже. Чувствуешь?
Я не чувствовал.