Мама у меня не самый умный человек на свете. До сих пор не постирала мои физкультурные шорты, а завтра уже в школу. Не похожа она на матерей, которых показывают по телевизору.

Сегодня была география, и я целый час сидел рядом с Пандорой. Она хорошеет с каждым днем. Я сказал ей, что глаза у нее такого же цвета, как у моей собаки. Она спросила, какой породы собака. Дворняжка, ответил я.

Мама позвонила в полицию и дала приметы пса. В ее описании он выглядел еще хуже, чем на самом деле: свалявшаяся шерсть на морде и все такое. По-моему, полиция должна ловить не собак, а убийц. Я сказал об этом маме, но она все равно позвонила. Вот убьют ее в темном переулке, когда вся полиция бросится на поиски нашего пса, будет знать.

Бабушка выпустила пса из сарая и сказала маме, что это жестоко — запирать животное. Пса вырвало на кухне. Бабушка его снова заперла.

И никому не придет в голову спросить, что я чувствую, когда летней ночью смотрю на двух мерцающих в темноте светлячков. Или когда слушаю шелест ветра в зарослях тросника туманным осенним утром.

Я моллюск. Я лежу в прохладной темной воде на глубине в несколько десятков метров. Мне тихо и спокойно... Меня окружают лишь пушистые водоросли. Я привык к их ленивому колыханию. Они привыкли к моей неподвижности. Нам уютно и скучно вместе. Невыразимо скучно... Когда я умру, рядом не окажется никого, кто взялся бы это опровергнуть. Потому что моя жизнь не отличима от смерти.

Смерть и бессмертие — точно неразлучная пара влюблённых, и тот, чей лик сливается у нас с ликами мёртвых, бессмертен уже при жизни.

Когда вокруг тебя одни и те же люди, то как-то само собой получается, что они входят в твою жизнь. А войдя в твою жизнь, они через некоторое время желают её изменить. А если ты не становишься таким, каким они хотят тебя видеть, — обижаются. Каждый ведь совершенно точно знает, как именно надо жить на свете. Только свою собственную жизнь никто почему-то наладить не может...