В нашей душе есть что-то такое, что непреодолимо влечет нас к безумию. Каждый, кто смотрит вниз с края крыши высокого здания, чувствует хотя бы слабое болезненное желание спрыгнуть вниз. И каждый, кто хотя бы один раз приставлял заряженный револьвер к виску...

При вспышке пламени в сгущающейся темноте все они заметили, какое старое у него лицо: висящие, словно из крокодиловой кожи, мешки под глазами, испещренные морщинами щеки, по-старчески торчащий подбородок, похожий на нос корабля. «И этот корабль, – подумалось писателю, – называется «Старость». Никто особенно не торопится в плавание на нем, но каюты всегда полны. И палубы, если уж на то пошло».

Сначала это было выдумкой, потом суеверием, а потом непоколебимой верой. Это была... блуждающая фантазия. Но кончилось все это плохо. Очень плохо...

Вырубившийся алкоголик похож на энергичного маленького дьяволенка. Нечто вроде злого форнита. Он начинает звонить своей бывшей жене и оскорблять ее по телефону или выезжает на тротуар, по которому идет стайка детей. Он уходит с работы, грабит магазин, дарит свое обручальное кольцо. Энергичный маленький дьяволенок…

Безумие должно где-то начинаться и куда-то идти. Как дорога. Или траектория пули из ствола пистолета.

Безумие можно сравнивать с гибкой пулей, и любой специалист по баллистике скажет вам, что двух одинаковых пуль не бывает.

единственное истинное определение смерти — это смерть разума. А безумие — это гибкая пуля, попадающая в мозг.

Безумие — это нечто вроде самоубийства сознания. Не утверждают ли доктора, что единственный способ постичь смерть — это представить ее как смерть сознания? Безумие — это блуждающая пуля, которая попадает в мозг.

Я хочу только сказать, что ошибки человека — это его литературные отпечатки пальцев. Спросите любого редактора, который несколько раз имел дело с рукописями одного и того же писателя.