[Диалог с судьей]: — У вас есть родственники? — У меня нет родственников. Если им надо будет — они сами себя назовут. Я от них отказываюсь. Я с семи лет в детском доме. — Родители? — Отец ушел из семьи, когда мне был год, а когда исполнилось четыре — умерла мать. Откуда-то возникли отец с братом, определили меня в детдом. — Значит, брат есть? — Я отказался от него. Брат у меня был до ареста. — Двоюродные братья и сестры? — Я не помню. Я и за границей лечился в специальных учреждениях, и в киевском дурдоме лежал. Поэтому не помню. — Вы отказываетесь давать ответы? Чем вы это мотивируете? — Тем, что голова есть на плечах, — что-то помнит, что-то нет... — Во время службы в армии в 1977—1979 годах вы принимали участие в боевых действиях? — Последние полгода принимал участие в битве за урожай.

Паспорта у меня не было, зато я постоянно носил с собой обрез. Он был у меня вместо паспорта. Если бы кто попросил предъявить паспорт, я бы достал обрез, я бы стрелял.

Когда я жил в Днепрорудном, у меня возле кровати всегда стояла заряженная винтовка. Попробовал бы меня кто-нибудь ограбить!

А мысль убивать возникла еще за пару месяцев до того, как я начал первые убийства делать. Поэтому я считаю, что эта мысль, в мае месяце, это был 1989-й год, эта мысль была не моя, она была очень интенсивная. Я прекрасно понимаю, что такое Оноприенко, что такое мои мысли, желания. А это было в 10 раз более желанно, вот как год не был с женщиной и ее желаешь, так же сильно мне захотелось убивать. Я прекрасно понимал даже в то время: что-то тут не то. А вот когда уже прожил эту жизнь, пострелял людей, начал анализировать, я понял, что эта мысль была не моя.

Людей мне не было жалко и сейчас не жалко. Просто я по-другому воспринимаю эту жизнь, все по-другому воспринимаю.

Сегодня открытая жизнь, какой-нибудь бизнесмен или спортсмен — это голимая мишень, за которой постоянно кто-то охотится.

Вижу — по дороге идет мужчина. Я догнал его и сказал: «Давай деньги!». Он «послал» меня подальше. Тогда я решил, что убью его.