Когда она в моих объятиях, кажется, что у нас все могло бы получиться. Но у монстров не бывает «жили долго и счастливо».

Спать в гробу — это небылицы. Я сплю в морозильнике. Кстати, пицца с чесноком — это вкусно, только иногда это портит свидание. Если брызнуть на меня святой водой, я промокну. Распятие?! Да, пожалуйста, если вас это заводит. Да, и я определенно не умею превращаться в летучую мышь. Хотя это, конечно, было бы круто…

— Мик, прости, я не могу так больше…
— Бетт!
— Что было надето на мне, когда мы встретились?
— Джинсы, полосатая блузка, бежевый пиджак…
— А обувь?
— Ты была босиком.
— Ты все это помнишь? Почему?
— Потому что я люблю тебя.

Если я что и выучил за восемьдесят пять лет — иногда наши желания не имеют значения. Но если вселенной хочется чего-то другого, будет только так, как хочет она. Кроме наших желаний, существует еще миллион случайностей, которые мы не контролируем. Событий, из-за которых мы оказываемся в определенном месте в определенное время, и которые меняют нашу жизнь. Кто управляет этими случайностями? Я знаю только одно — это не мы.

Шестьдесят лет без прикосновений — это очень сложно, но приходится. Потому что трудно смириться с мыслью, что покажешься кому-то монстром.

— Ой, виниловая обивка так и кричит: «Мой хозяин — безумный убийца!»
— Джозеф, если не собираешься помогать, то хотя бы молчи.

Ночь покроет нас с тобой,
Нас с тобой, нас с тобой.
Ночь покроет нас с тобой,
Моя милая Леди.
Лишь тогда ты все поймешь,
все поймешь, все поймешь.
Лишь тогда ты все поймешь,
Моя милая Леди.
Ведь судьбу не заберешь,
Заберешь, заберешь.
Ведь судьбу не заберешь,
Моя милая Леди.
Все когда-нибудь умрут,
Все умрут, все умрут.
Все когда-нибудь умрут,
Моя милая Леди.
Почему же все не ждут,
Все не ждут, все не ждут?
Почему же все не ждут,
Моя милая Леди?

Ну, знаешь как говорят: «Чем дольше ждешь, тем больше жопа!» (Не маши на себя рукой. Знаешь поговорку: «Чем больше ждешь, тем больше зад».)