В одиночестве я тосковала, но моя тоска была какой то притуплённой, потому что в ту пору до меня уже дошло значение слова «никогда».

Куда впитался алкоголь, там черная ткань становилась еще чернее. Это наблюдение показалось ей интересным; она даже записала в дневнике: «Спиртное действует на текстиль точно так же, как на человека».

До него начала доходить простая истина: если тебе делают поблажки — значит, случилось что-то страшное.

Но, дойдя до последней черты, когда жизнь уплывает, словно лодка от берега, начинаешь хвататься за смерть, как за спасательный трос, в котором и есть твое избавление: ты просто уцепись покрепче и дай унести себя далеко далеко от того места.

Когда мы играли с сестрой, у нас Барби и Кен всегда женились в 16 лет. В нашем представлении, у человека могла быть только одна настоящая любовь — никаких компромиссов, никаких повторений.

У меня было такое ощущение, что мы, находясь по разные стороны Межграничья, все же рождены для того, чтобы быть рядом, хотя сами не могли бы этого объяснить.

Со времени моей смерти он вступал в каждый новый день, как на минное поле. Но, положа руку на сердце, день моей панихиды обещал быть не самым худшим.