Невинные, испытывающие чувство ложной безопасности души. Их вечный девиз – «Завтра…».

Религия... Для меня это что-то вроде огромного шарообразного облака, в центре которого скрыта тайна.
Облако, громадное как планета, а может быть, и как вся Солнечная система. Не исключено, что оно чрезмерно велико, и его поперечник следует измерять в световых годах. И каждая из религий прилепилась к поверхности этого облака. Одна вера на миг заглядывает внутрь сферы на своем месте, вторая на мгновение видит то, что под ней. И так продолжается до бесконечности. Однако никому не дано узреть того, что расположено в самом сердце. Или, как говорил мой говнюк зять, который, как тебе известно, атеист: вся эта муть изобретена как успокоительное средство для человеческой расы. Каждый знает, что помрет, а религия преподносит ему свою Большую Ложь. Что за «Большая Ложь», можешь спросить ты. Отвечаю: бессмертие.

Допустимые потери, как изящно выражаются военные, планируя операцию, которая будет стоить лишь каких-то восемнадцать тысяч жизней.

Это не просто Нью-Йорк – это город ледяного одиночества женщин, уставших любить и изменять, мужчин, уставших дружить и предавать. Но иногда утрата любимой, друга, таланта или чести перестает числиться в разряде допустимых потерь…

Кто однажды обрел самого себя, тот уже ничего на этом свете утратить не может. И кто однажды понял человека в себе, тот понимает всех людей.

На свидание обязательно надо взять с собой самые красивые трусики и понять, где можно успеть их переодеть... Если вдруг на трусиках лопнула резинка, надо перешагнуть и пойти дальше, будто это не с тобой... Если на юбке появилось пятно от месячных, ни в коем случае не надо прятаться. Наоборот, выпрямить спину и делать вид, что ты этого не знаешь. Когда ты прикрываешь, это твое несчастье, когда ты не прикрываешь, это несчастье глазеющего. Пусть сам с ним и справляется.

— Я обязательно, ты слышишь? Я обязательно, — сказал Медвежонок. Ежик кивнул.
— Я обязательно приду к тебе, что бы ни случилось. Я буду возле тебя всегда.
Ежик глядел на Медвежонка тихими глазами и молчал.
— Ну что ты молчишь?
— Я верю, — сказал Ежик.