— Что для тебя Иерусалим?
— Ничто... И весь мир!

Мы не в силах загадывать наперед: король может требовать повиновение, отец — послушание, но запомни, кто бы ни был государем, владыкой, ты один в ответе за свою душу... когда тебя призовет Господь, ты не сможешь сказать, что слепо исполнял приказ, не задумываясь о последствиях, о чести, о доблести... запомни это.

— Госпожа Лина! Я не подозревала, что Вы так знамениты! Я преклоняюсь перед Вами! Вы настоящий борец со злом! Потому что Вы сражаетесь за справедливость!
— Ну... по правде говоря... все не совсем так...
— А точнее совсем не так.

— Лина, трахни меч какой-нибудь магией!
— Ээээ... В каком смысле?!
— Нечего думать! Быстрее!
— Трахнуть, говоришь...
— Ну же, трахни!
— Хорошо-хорошо, сейчас.

— А это кто такой? Он так жутко и подозрительно выглядит!
— Что-что?!
— Амелия, все, кто судят о людях по внешнему виду или по слухам, оскорбляют саму справедливость! Да, на первый взгляд Зелгадисс выглядит подозрительно.
— Что-что?!
— Но в принципе он ничего.
— В принципе?!

— Это была не любовь!
— Что? Как ты можешь такое говорить?
— Потому что Бендер умеет любить. И любовь нельзя разделить со всем миром! Любовь подозрительная, бедная, боязливая, она... она жадная... Друзья мои, не бывает великой любви без великой ревности! Я люблю вас, мясные мешки!

— Слуушай, солдат! Солдат, а ты когда на войне был, ты лицо там мазал гуталином, всякой грязью?
— Нет.
— А когда в руку снаряд попадает, зашивал мясо ниткой... брал вот это всё?
— Нет.
— А, а ты делал ожерелье из ушей врага?
— ОТСТАНЬ! НЕТ!
— Да какой же ты солдат, ты — матрос!