Ты не можешь видеть того, что вижу я, ибо видишь только то, что видишь. Ты не можешь знать того, что знаю я, ибо знаешь только то, что знаешь. То, что вижу и знаю я, нельзя просто взять и приплюсовать к тому, что видишь и знаешь ты, ибо они различны по своей природе. И заменить одно другим тоже нельзя, ибо тогда мне придется заменить всего тебя мной.

– Прошу вас, считайте, что я не достоин вашего внимания, – послышался приглушенный траурный голос.
– Как дела, кибер? – спросил Форд.
– Я скорблю.
– Что нового?
– Не знаю, – сказал Марвин. – Ничто не ново под луной.
– А почему, – спросил Форд, опускаясь рядом на корточки, – ты лежишь здесь в пыли? И лицом вниз?
– Это очень хороший способ чувствовать себя несчастным, – ответил Марвин. – Не притворяйся, что хочешь со мной поговорить. Я знаю, ты меня терпеть не можешь.
– Совсем наоборот.
– Нет, не наоборот. Все меня ненавидят. Так устроена Вселенная. Стоит мне только заговорить с кем-то, и меня уже ненавидят. Даже роботы. А если ты не будешь обращать на меня внимания, может статься, я просто уйду.

Одной из самых трудных для понимания Форд Префект всегда находил человеческую привычку постоянно утверждать и повторять весьма и весьма очевидные вещи, например, «Приятный денек», или «Вы очень рослый», или «О, дорогой, ты, кажется, свалился в тридцатифутовый колодец? С тобою все в порядке?»

Многие люди все больше укреплялись во мнении, что крупная ошибка была сделана, прежде всего, тогда, когда все поспускались с деревьев. А некоторые говорили, будто даже залезание на деревья было ошибкой, и никому не следовало покидать океаны.

— Послушайте! — начал он, а сам подумал: «Кой черт, молодость дается лишь однажды!» — и выбросился из окна. По крайней мере, инициатива осталась за ним.

— Я часто думал об этой истории в райском саду, — сказал Форд.
— О какой истории?
— Ну как же. Райский сад. Древо. Яблоко. Помнишь?
— Конечно.
— Ваш бог поместил посреди сада яблоню и сказал: «Делайте, ребята, что хотите, но яблок не ешьте». Стало им жутко интересно, съели они яблоко, а бог выскочил из-за куста: «Ага! Попались!». Но если б они и не съели яблоко, им все равно бы несдобровать.
— Почему это?
— Имея дело с типом, который любит оставлять на тротуаре кирпич, прикрытый шляпой, нужно отдавать себе отчет – такие не остановятся на полпути. Они своего добьются.

Артур был совершенно счастлив. Его ужасно умиляло, что в этот день все его планы сами собой сбывались. Только двадцать минут назад он решил сойти с ума – и вот уже гоняется по лугам доисторической Земли за честерфильдским диваном.

— Ты знаешь, как возникла вселенная?
— Нет.
— Представь, что у тебя есть ванна. Большая круглая ванна. Из черного дерева. Конической формы.
— Почему конической?
— Тсс, молчи. Коническая ванна. Ты наполняешь ее мелким песком. Или сахаром. А потом вынимаешь пробку – ты меня слушаешь?
— Слушаю.
— Вынимаешь пробку, и все это дело уходит через слив.
— Понятно.
— Ни черта тебе не понятно. Я еще не добрался до сути. Ты хочешь услышать суть?
— Хочу.
— Так слушай. Представь, что ты снимаешь фильм о том, как это происходит. Как уходит сахар. У тебя камера, и ты снимаешь.
— Это и есть суть?
— Нет еще. А потом ты пускаешь пленку через проектор – назад. Вот в чем суть.
— Назад?
— Да. Задний ход – именно в этом суть. А ты сидишь и наблюдаешь, как песок втекает через слив и наполняет ванну. Понятно?
— Ты хочешь сказать, что так начиналась Вселенная?
— Нет. Я хочу сказать, что это прекрасный способ расслабиться.

Думать — занятие неествественное, оно причиняет боль, ранит, царапает, как будто дает жесткую, осязаемую структуру растворенному в воздухе битому стеклу и колючей проволоке.