Нет ничего глупее вопросов, чем те, которые люди задают друг другу триста лет спустя.

– Да мне надоел этот роман, сил нет!
– Ну, тогда напиши прямо сейчас, с красной строки «Все умерли». А внизу напиши «Конец». Будет концептуальная проза.

Ей хотелось взяться покрепче. За триста лет она совсем забыла руку Платона, и еще забыла, как это бывает, когда просто держишь его под руку, и понимаешь – он мой.

И еще так: если хочешь что-то мне сказать, скажи сейчас!
Не надо ждать до завтра, до понедельника, до вечера, до Нового года! Время уйдет, драгоценное стремительное невозвратное время.

Я прошу тебя, скажи мне словами! Не надо намеков, я ничего не понимаю в намеках, я все равно не догадаюсь, что ты имеешь в виду.

Конечно, она его не узнала, столько лет прошло!..
А сколько лет прошло? Два года, что ли?... Или уже больше? Нет, конечно, больше, больше, три с лишним! Расставались в апреле, а нынче уже ноябрь, значит, выходит три с половиной! ... И когда они пролетели, эти три с половиной года?! Как успели?
Конечно, она его узнала. Если бы прошло триста лет – ну, даже с половиной, – она бы все равно его узнала.

Надежда – самое живучее, что есть в человеке, все-таки шептала упрямо – может, пронесет, может, обойдется, мы-то ведь другое дело.