Вам, должно быть, нелегко живётся, если вы всё ещё верите в справедливость.

А почему бы ей не смеяться? Смеяться ведь лучше, чем плакать. Особенно, если и то и другое бесполезно.

Обычно считают, что убийца всегда и всюду должен быть убийцей и ничем иным. Но ведь даже если он только время от времени и только частицей своего существа является убийцей, то и этого достаточно, чтобы сеять вокруг себя ужасные бедствия...
... Гиена всегда остается гиеной. Человек многообразнее.

в тылу война совсем иная... На фронте каждому приходится бояться только за себя; если у кого брат в этой же роте, так и то уж много. А здесь у каждого семья, и стреляют, значит, не только в него: стреляют в одного, а отзывается у всех. Это двойная, тройная и даже десятикратная война.

— Я много думал о вас, Гребер. И о том, что вы мне сказали. На ваш вопрос нет ответа. — Польман замолчал, потом тихо добавил. — Есть, собственно, только один: надо верить. Верить. Что же нам еще остается?
— Во что?
— В бога. И в доброе начало в человеке.
— Вы никогда не сомневались в это добром начале? — спросил Гребер.
— Нет, сомневался, — ответил старик. — И часто. А разве возможна вера без сомнений?

— А я-то в первый вечер вообразил, что ты беспомощна и беззащитна.
— Я такая и есть.
— Мы все такие. И все же обходимся без помощи и без зашиты.