— О Боже, Майк, ты это видел?
— Машины швыряет! Как я мог не видеть?!

В морге: — Майк, это же не прилично!
— Что я сделал?
— Прикрой сиськи быстро!
— Да на кой? На кой мне сдались эти, эти здоровенные, мертвые сиськи?
— Ты на них смотришь!
— Это, это у тебя с головой непорядок!
— А ну прикрой сиськи!

Если хочешь лететь, лети — путь свободен. Хочешь остаться — оставайся. Только решай это сам. Никто за тебя это не сделает.

Доктор прописал мне спокойствие для сердца, и я буду спокоен. Значит или ты мне сейчас скажешь, что случилось, или я гэпну тебя в морду со всей моей любовью.

— Есть квартирка на Преображенской... ой... на Советской Армии, хозяев нет, где – неизвестно, а мадам Короткая мается с двумя детями-паразитами у комнате неважного размера. Требуется только черкнуть: «Поддерживаю ходатайство». По-соседски.
— Как мадам зовут?
— Короткая.
— Эммик, у нас есть майор Разный, до пары твоей Короткой, я ему передам твою просьбу.
— А шож Вы не сами, Давид Маркович?
— За отдел ОБХСС он отвечает, ему и карты в руки.
— Я так понял, что вы возражаете...
— Сильно возражаю... Так возражаю, Эммик, что будет время, я тебе ухи отвинчу.

— Эммик, что Вы потеряли в том ресторане, Вы мне скажите.
— Вы не видели красивой жизни, мама!
— А что, разве нельзя покушать со вкусом дома? Я же с утра уже всё приготовила: и гефилте-фиш, и форшмак, и синенькие...
— Ой, Вы, мама, не смешите меня!
— Ой-вэй, как будто у него нет дома, у этого ребенка. Эта Циля откуда взялась на мою голову, такой гембель! Ведет себя, как румынская проститутка. Какое счастье, что твой папа не дожил до этого дня, когда он видел, чтоб ребенок пошёл в ресторан от мамы. Мама готовит целый день...

— Погоди, ты что, отказываешься выходить за меня?
— Нет.
— Тогда шо кобенишься?... Грубо сказал?
— А я и не кобенюсь.
— Тогда пошли!

— Сколько лет здесь эта труба?
— Сорок.
— Сколько ещё пробудет?
— Столько же.
— Столько же.
— Ну и что? Что? Что?
— Да всё так... Всё. Увидали, осудили, потрындели, махнули, покурили и всё... И всё так...