О, если бы все мужчины были грубыми, а женщины – нежными, о, если бы всё было так просто!

Хочется подарить ему книгу о его собственной жизни, книгу, которая помогла бы ему разобраться, откуда он взялся и где находится, книгу, дающую силы меняться.

На конце своей жизни она почувствовала тепло, не боль. Ей хватило времени вспомнить его глаза того оттенка синевы, каким бывает небо на рассвете. Ей хватило времени, что бы вспомнить его мчащимся на Быстром по Спуску, с черными волосами, выбивающимися из-под шляпы. Ей хватило времени, чтобы вспомнить, как легко и беззаботно он смеялся, чего уже никогда не будет в той долгой жизни, что он проживет без неё, и этот смех она взяла с собой, когда ветром и жаром вознеслась в чёрное небо, вновь и вновь восклицая его имя, призывая птичек и рыбок, медведей и заек.

— Тогда я спросил хозяина, ради чего живут белые медведи? А он с улыбкой, словно понимая, о чём я, ответил мне вопросом: «Нимит, а мы ради чего живём?»

— Ты любишь меня недостаточно сильно!
— Люблю, как могу.
— Мало. Нет, мало. Никогда нельзя любить достаточно!
— Да, должно быть, никогда не любишь достаточно. В течение всей жизни никогда, никого. Должно быть, всегда любишь слишком мало — и от этого все человеческие несчастья.

Есть у меня одна бредовая фантазия: а что если затеять какой-нибудь марш в защиту гордости и достоинства джанки. Это будет грандиозное зрелище. Сотни, тысячи нарков маршируют по улицам, с плакатами типа «Господь бог и сам торчит, не приведи Господи» или «Табак и спиртное = бодун и смерть; опиум и героин = феерический секс».

В коем царстве люди богаты, то и царство то богато, а в коем будут убоги, то и царству тому не можно слыть богатому.