Как они одеты, мама! Как им все вещи великоваты!
Самые скелеты у них тончайшей ручной работы.
Терракотовые солдаты, мама, воинственные пустоты.
Белокурые роботы, мама, голые мегаватты.
Как заставишь себя любить настоящих, что ты!?
Когда рядом такие вкусные суррогаты.

… Новое утро смотрит на нас, раскосых,
Солнечной пятерней тонет в наших космах
И из дверей роняет в открытый космос,
Если пойти тебя провожать к метро.

Этот свет никак не дает уснуть,
Не дает себя оправдать ни в чем,
Но зато он целится прямо в суть
Кареглазым своим лучом.

Полно, деточка, не ломай о него ногтей.
Поживи для себя, поправься, разбогатей,
А потом найди себе там кого-нибудь без затей,
Чтоб варить ему щи и рожать от него детей,
А как всё это вспомнишь – сплевывать и креститься. Мол, был месяц, когда врубило под тыщу вольт,
Такой мальчик был серафический, чайльд-гарольд,
Так и гладишь карманы с целью нащупать кольт,
Чтоб когда он приедет,
было чем
угоститься.

А воздух его парфюма, пота и табака
Да старой заварки — стал нестерпимо вкусным.
Вдохнуть бы побольше, стать бы турбонаддувным.

Я ждала тебя, говорит, я знала же, как ты выглядишь, как смеешься, как прядь отбрасываешь со лба; у меня до тебя все что ни любовь – то выкидыш, я уж думала – всё, не выношу, не судьба. Зачинаю – а через месяц проснусь и вою – изнутри хлещет будто чёрный горячий йод да смола. А вот тут, гляди, — родилось живое. Щурится. Улыбается. Узнает.

Ты просишь:
— Можно я поживу у него пока?
Надеясь:
— Можно я поживу с ним?
Глотая:
— Можно я поживу в нём?...

Не приеду отпеть. Тут озеро и трава,
До машины идти сквозь заросли, через насыпь.
Я не помню, как выживается в восемнадцать.
Я не знаю, как умирается в двадцать два.
До нескорого. За тобой уже не угнаться.
Я гляжу тебе вслед, и кружится голова.

Им казалось, что если все это кончится — то оставит на них какой-нибудь страшный след: западут глазницы, осипнет голос, деформируется скелет, им обоим в минуту станет по сорок лет. Если кто-то и выживает после такого — то он заика и инвалид.
Но меняется только взгляд, ни малейших иных примет. Даже хочется, чтоб болело...
...но не болит.

Им казалось — презреннее всех, кто лжёт,
Потому что лгать — это методично тушить о близкого страх; наносить ожог
Он ей врёт, потому что якобы бережёт
А она возвращает ему должок
У него блэк-джек, у неё какой-то другой мужик
Извини, дружок.