К половине второго я был окончательно готов к блядству, ментально и физически.

(Как же я вас ненавижу!)
— «Я люблю тебя, Москва!»
(Неужели никто из начальства не придёт, чтобы разогнать эту обезумевшую от безделья толпу?)
— «Я люблю тебя, Москва!»
(Я хочу спать...)
— MOSCOW NEVER SLEEPS!!!

Знаешь, спасти этот мир могут только две вещи: любовь и массовые расстрелы. И не обязательно в этой последовательности.

Мы бесчувственные мертвецы, которым какой-то фокусник, какой-то злой волшебник вернул способность бегать и убивать.

Мы не сражаемся, мы спасаем себя от уничтожения. Мы швыряем наши гранаты в людей, — какое нам сейчас дело до того, люди или не люди эти существа с человеческими руками и в касках?

Фронт — это клетка, и тому, кто в нее попал, приходится, напрягая нервы, ждать, что с ним будет дальше. Мы сидим за решеткой, прутья которой — траектории снарядов; мы живем в напряженном ожидании неведомого. Мы отданы во власть случая.