— Вы невероятно быстро поправились.
— Да... Да... Сам вытащил из себя шрапнель. Мэри сказала, у меня был ужасный доктор...
— Что ж, я... чрезвычайно... рад, что вы... ммм... ну... с нами...

— М — значит Мэри. О, вы поженитесь... Я вижу белые скатерти, о, кружевные салфетки...
— Кружевные салфетки... Холмс, Вашей распущенности поистине нет предела!
— Я не..
— О, Мэри станет толстой, и у нё вырастет борода...
— А бородавки?
— О, она будет вся в бородавках!
— Между прочим, это самое правдивое предсказание Флоры за всю жизнь...

[Ватсон видит воскового Холмса в окне их дома напротив]
— Неплохо придумано, правда?
— Что это?
— Произведение искусства. Работа скульптора Менье из Гренобля. Он делал эту восковую фигуру две недели.
— Зачем?
— Чтобы они думали, что я там, в то время, как я здесь.
— Кто?..
— Вы что забыли, что за нашим домом следят?
— Кто?..
— Очаровательная компания, глава которой покоится на дне Рейхенбахского водопада.
— Смотрите, он... живой...
— Ну разумеется...
[сцена Майкрофта и Хадсон, которые ползают под столом и двигают восковую фигуру]

— Самый совершенный в мире мозг ржавеет без дела. Ватсон, хотите заняться дедукцией? Подите сюда. Вон идёт джентльмен. Что Вы можете о нём сказать?
— Ну... это лондонец. Идёт привычной дорогой, не оглядывается по сторонам.
— Логично.
— Человек зажиточный, с хорошим аппетитом. Это видно по одежде и по брюшку.
— Браво! Ещё одно очко в Вашу пользу.
— Пожалуй всё.
— Я могу еще кое-что добавить: ему 48 лет, он женат, имеет сына, очень любит свою собаку — рыжего сеттера и работает в министерстве иностранных дел.
[Обалделый взгляд Ватсона]
— После истории с часами я готов верить всему, что Вы скажете... но чёрт возьми... Как?!
— Нет ничего проще, дорогой Ватсон, дело в том, что этот человек — мой родной брат Майкрофт Холмс... Ха-ха-ха!
— Ха-ха! Вы разыграли меня, Холмс. Но я сам виноват, не надо быть таким легковерным. А если серьезно, Холмс, вот идёт человек самой заурядной внешности. Вот, который переходит улицу. Ну вот, что Вы о нём можете сказать?
— Об этом моряке, отставном сержанте?
— Ах, он уже отставной сержант? Наверное это Ваш родной брат... Ха-ха! Как Вам не стыдно, Холмс, Вы пользуетесь тем, что Вас нельзя проверить и морочите мне голову.
[входит миссис Хадсон]
— Мистер Холмс, к вам посыльный. По виду отставной сержант.

— Что вы делаете?
— Не видите? Стреляю.
— Странный способ украшать дом монограммой королевы.
— Мне скучно, Ватсон.
— Надымили. Испортили стенку. Что Вы скажете хозяйке?
— Ничего не скажу. Завешу ковром, она и не увидит. Ведь Вы мне дадите ковер?
— Не дам.
— Ватсон, перестаньте злиться. Проиграли на бильярде и теперь срываете на мне своё плохое настроение. Здесь явно не хватает двух точек...

— Вам не спится, Ватсон?
— Я прекрасно спал. Но меня разбудило вот это...
— Но вы говорили, что любите музыку.
— Музыку? Да. Но это... я думал, с кем то плохо или кошка застряла в трубе.
— Наверное Вы правы. Но дело в том, что это одна из моих привычек — под эти звуки мне лучше думается. А сейчас как раз есть о чем подумать.
— Вы бы лучше подумали о том [высыпает порошок со снотворным в рот], что уже два часа ночи. [Ватсон берет стакан с водой и видит на дне глаз]
— Что это?
— Глаз. Человеческий глаз.
— Стеклянный?
— Настоящий. Принято считать, что в зрачке убитого остается изображение убийцы в последний момент перед смертью. Я провел ряд опытов и могу с уверенностью сказать: абсолютная чепуха! Дорогой Ватсон, чтобы Вас утешить, я могу сыграть более привычное для Вашего слуха.

— Что Вам нужно, милейший?
— Ватсон, Вы пришли вовремя. Я где-то забыл свои ключи.
— Вот, Ваши ключи.
— Спасибо. Как я рад, что Вы их нашли.

— Давно с Востока?
— Недавно, но как вы узнали?
— Пустяки! Скажите, доктор Ватсон, вы понимаете всю важность моего открытия?